Российская журналистка и правозащитница Екатерина Яньшина приехала в Беларусь в начале января, чтобы наблюдать за судом над руководителем правозащитного центра «Весна» Алесем Беляцким и его коллегами. Российский центр «Мемориал», с которым сотрудничает Яньшина, вместе с Беляцким получил в прошлом году Нобелевскую премию мира. Но уже в конце первого дня суда девушку задержали силовики. Ей присудили 15 суток ареста — якобы материлась в РУВД — и отправили в изолятор на Окрестина, где она сидела в одной камере с дочерью репетитора Евгения Ливянта. Сразу после ареста Яньшину депортировали из Беларуси с запретом въезда на 10 лет. Вернувшись домой, в Россию, она дала большое интервью «Весне», где подробно рассказала о своем задержании и всем, с чем столкнулась на Окрестина. Сейчас информация из-за решетки доходит нечасто, ведь «политические» арестанты, освободившись, редко рискуют общаться со СМИ. Поэтому мы перепечатываем этот текст.
«Защищать права человека в Беларуси — это преступление»
Екатерина в начале разговора отметила, что, если бы знала, что её наблюдение за судом над правозащитниками «Вясны» закончится арестом, содержанием в нечеловеческих условиях на Окрестина, депортацией и запретом въезда в Беларусь, то всё равно прилетела в Беларусь и пошла бы на процесс.
«Хочу отметить, что вопросы вроде „понимала ли ты куда едешь?“ и „читала ли ты вообще новости о Беларуси, перед тем, как приехать на такой суд?“ я слышала постоянно: от милиционеров, от сокамерниц. Для меня удивительно, что не все могут поверить, что человек, оценив риски, все равно может пойти на эти риски, если для тебя важно что-то сделать. Я понимала, что у меня могут быть проблемы даже с нашими (российскими. — Прим. ред.) правоохранительными органами, меня могут не пустить на суд, но я не предполагала, что я могу сесть на 15 суток. Но даже, если бы я знала, что такое может произойти, я бы всё равно приехала, но оделась бы как-то поудобнее. Я не жалею о своём решении, но мне жаль, что я могла побывать только на одном заседании, потому что мне запретили въезд на десять лет.
Для меня, безусловно, было важно приехать на этот суд, увидеть своими глазами этот процесс, постараться максимально подробно рассказать, насколько неприкрыто это репрессивный политический процесс, и показать, что людей судят только за то, что они защищали права человека в Беларуси. Я не преувеличиваю, потому что именно эти формулировки и звучали в обвинении. Я была всего на одном заседании, но даже этого лично для меня хватило понять это. В первой части обвинения звучало то, что правозащитниками был произведён ввоз денег для преступных целей. Я сидела и думала, в каких же преступных целях они ввозили эти деньги? И тут я слышу, что преступные цели — это оказание юридических услуг, консультации, поддержка протестующих, оплата питания в изоляторах после арестов, наблюдение за выборами. Именно эти цели называются преступными. И никто этого уже не скрывает и не придумывают, а просто прямо говорят: защищать права человека в Беларуси — это преступление, и не смейте этим заниматься.
Мне ещё, конечно, было важно побывать на этом процессе, потому что Алесь Беляцкий, как и „Мемориал“, как и „Центр гражданских свобод“, в 2022 году стал лауреатом Нобелевской премии мира. И вот сейчас Нобелевского лауреата мира во время войны судят за то, что он защищал права людей. Я бы себе не простила, если бы пропустила такое, только потому что чего-то испугалась».
«Алесь Беляцкий показал, что можно измотать человека физически и морально, но не сломить его»
Журналистка лично не знакома была с Алесем Беляцким и другими правозащитниками «Вясны», которых судят по данному уголовному делу. Но Екатерина много знает про белорусских правозащитников, в том числе, в связи с получением в прошлому году председателем «Вясны» Нобелевской премии мира, как и организация, с которой она сотрудничает.
«На суде Алесь Беляцкий выглядел уставшим, вымотанным физически и, наверняка, морально, но, самое главное, он не выглядел сломленным. Он даже отстаивал своё право говорить на белорусском языке. Он продолжал это делать, несмотря на достаточно грубые одергивания судьи: „Вы прекрасно понимаете русский язык“, „У нас в стране два государственных языка, поэтому вам переводчик не нужен“. Он всё равно продолжал говорить на белорусском языке и отстаивать своё право. Алесь Беляцкий отрицал все обвинения, тем самым показал, что можно измотать человека физически и морально, но не сломить его. Как многие видели на фотографиях с суда, правозащитников за решеткой держали в наручниках, то есть продолжали и там морально давить. Я могу с уверенностью сказать, что он справится с тем, что ему приходится переживать».
«Не знаю, был ли это действительно сотрудник КГБ, или пристав просто хотел произвести на меня впечатление»
На суд Екатерина приехала с сопредседателем «Мемориала» Олегом Орловым. Как отмечает журналистка, предсказуемо, появление граждан Российской Федерации на суде вызвал интерес как у сотрудников суда, так и у силовиков.
«На входе в суд стояли мужчины без формы. И пока наш паспорта смотрел один сотрудник суда, то другой подходил к тем мужчинам на входе и что-то им говорил. Но нас спокойно пропустили на процесс, и мы пробыли там целый день. И если бы я „вела себя вызывающе“, как про это потом на суде скажет свидетель-милиционер, наверное, мне бы не позволили досидеть до конца суда и вывели бы раньше.
Только я подумала, что всё прошло нормально по окончании судебного заседания, как на выходе из зала суда меня останавливает пристав и говорит: „Девушка, пройдемте для беседы“. Сотрудник отвёл меня в комнату возле зала суда, сказал не трогать телефон и сумку, и сказал ждать. Я спросила, чего мне ждать. Он сказал: „Сотрудника“. Я опять спросила: „Сотрудника чего? Столовой?“. Он ответил: „КГБ“. И оставляет меня с молодым человеком в синей жилетке. В таких жилетках люди на входе в зал заседания досматривали сумки. Я подумала, может, это какой-то волонтёр пролукашенсковского движения, потому что в жилетах обычно ходят волонтёры. Но он мне сказал, что он сотрудник ОМОНа.
Через минут десять в комнату зашёл мужчина в сопровождении других людей — все без формы. Я не знаю, был ли это действительно сотрудник КГБ, или пристав просто хотел произвести на меня впечатление. Мужчина сел за стол и сразу достаточно настойчиво начал требовать представиться, назвать мои фамилию, имя и отчество и дать паспорт. Я сказала, что сделаю это только после него и после того, как он объяснит мне, что происходит. Видно было, что ему не понравился такой ответ. Он мне сказал, что в „вопрос-ответ“ будет играть он. Но я ему ответила, что я в принципе не собираюсь играть с ним в какие-то игры и, если я не задержана, то я встаю и ухожу. Он не ожидал какого-то отпора и начал злиться.
Сотрудник начал спрашивать, прежде чем приехать в Беларуси, изучала ли я законы этой страны. Но и тут я ему сказала, что экзамен по правоведению я сдала ещё в университете, поэтому и это обсуждать с ним не будем. Тогда мужчина стал спрашивать у меня, в курсе ли я, что в Беларуси есть запрещённые экстремистские каналы, и потребовал мой телефон и пароли. Я уже подумала, что, может, они считают, что я вела трансляцию в какой-то из запрещённых телеграм-каналов, но позже я поняла, что нет. Как я потом узнала, это стандартная практика в Беларуси — они просто хотели залезть в телефон. Когда я отказалась дать ему свой телефон, он замер и посмотрел на меня как на дурочку какую-то. Сотрудник повторил более настойчиво: „Телефон дай!“. После того как я снова отказала, он на секунду замер и сказал людям, которые пришли вместе с ним, уводить меня».
«Если сказали вытаскивать шнурки, то дома ты явно ночевать не будешь»
Так Екатерина оказалась в РУВД Московского района Минска, всё ещё не понимая причину задержания.
«Меня завели в кабинет, где было двое сотрудников. У одного из них была фамилия Тупицин или Тупикин — я точно не помню уже, что-то связанное с тупостью. Я думала, что сразу начнутся вопросы, но они были заняты своими делами. Один из них ещё сказал: „Как же невовремя вас сюда доставили“. На что я отшутилась: „Так давайте я пойду и зайду в другой раз, когда вы будете посвободнее“. И они при мне распределяли патрули, которые на Рождество по Минску будут ходить: где-то не хватало людей и они думали, где их достать. Это всё происходило при мне. Мы с ними просто разговаривали, шутили — им интересно было просто поболтать. А я всё ждала, когда начнутся какие-то вопросы, оформление протокола, но ничего не происходило.
Потом сотрудник представился и попросил представиться меня. После этого начал пробивать меня в базах, но, конечно, не нашёл. Тогда я поняла, что он не знает, что я гражданка России. Я ему сказала, что нужно искать не в белорусских, а в российских базах. „Тогда сделаем запрос в Россию“, — сказал сотрудник. Он сфотографировал мой паспорт и позвонил куда-то, чтобы пробить меня.
Всё в кабинете было спокойно, все приходили на меня посмотреть, спрашивали, где я работаю. Я не отвечала — отшучивалась.
После этого один из них позвал сотрудницу, и меня ответили в другой кабинет на досмотр вещей. И тут мне говорят, чтобы я вытаскивала шнурки и снимала серьги, кольца. Я понимаю, что какое-то решение уже принято. Ведь если сказали вытаскивать шнурки, то дома ты явно ночевать не будешь. Я спрашиваю у девушек: „А куда?“. Они говорят, что нужно спросить у тех, кто в кабинете находился».
«В какой-то момент сотрудник подходит ко мне с наручниками и говорит: «Мне придётся надеть на тебя наручники — ты же преступница». Потом звонит кому-то и говорит: «Забирайте девушку».
Источник: Zerkalo
