Этот выпуск – анализ того, почему мы оказались в той точке революции, в которой оказались. Почему мирные акции протеста не привели нас к желаемому результату. Почему Лукашенко поднял уровень репрессий до самой высокой планки в истории Беларуси. И почему беларуский народ ему это не простит. Для того, чтобы делать дальнейшие шаги, важно понимать, какие ошибки были допущены в прошлом.
Доброе утро. В студии «Радио Гаага» Вадим Прокопьев. Передача вторая.
Или кавалерийский наскок, или длительная осада, — все как в сексе. Не сумев справиться первым способом, нам, мазохистам, остается второй. Я разделяю мнение людей, которые с самого начала твердили, что бархатная революция в Беларуси невозможна, что хороводами, цветами и призывами к совести не победить опытных, матерых, циничных людоедов.
Все так. Это предрекал Паша Шеремет, об этом говорил Борис Немцов, об этом знали тертые ветераны борьбы, но для всех остальных, с разбегу влившихся в процесс, это было не столь очевидно. Без той веры в красивый мирный способ мы не собрали бы столько неравнодушных людей. Как кто-то верно подметил, «мы не знали друг друга до этого лета». Большинство из этих людей впервые в жизни так возмутились, впервые в жизни взбрыкнулись, вышли из тягучей белорусской летаргии. Они не столько понимали настоящую суть этого режима, сколько были оскорблены наглостью, обескуражены деревенской простотой, с которой у них украли выбор. Многие из этих людей с большим опозданием открывали правду про свою страну. Они узнали про разгон парламента девяносто шестого года, заказные убийства девяносто девятого и двухтысячного. У них только недавно с ужасом раскрылись глаза на то, что эта жлобская преступная власть проделывала все 26 последних лет. Трезвели постепенно. Это теперь иллюзий ни у кого не осталось, маски сняты. Теперь все уже понимают, что забрать у него власть можно только грубой силой, без белых перчаток, без уговоров.
Хотел ли я тогда быстрой победы? Хотел ли бы я, чтобы в первые дни противостояния сотни тысяч людей вышли на баррикады с автомобильной покрышкой в каждой руке? Ну конечно, хотел бы. Но мы были не готовы. Стреляли бы в нас на поражение? Сомневаться в этом не приходится. Разозлило бы это остальных? Прорвали ли бы мы оцепление большим количеством? Абсолютно. Побросали бы они щиты, убегали ли бы от разъяренной толпы? Несомненно. Улетела бы эта падла туда, где прячет свое наворованное? Да. Самолет был заправлен и готов к вылету, это подтвержденная информация. Но мы этого не сделали. Не хватило злости, не хватило темперамента, не хватило доверия, не хватило запала, но главное, большинство из нас были не готовы на такие жертвы. Нам не хватило зрелости, понимания, что в противном случае жертв будет еще больше.
За нас в те дни отдувались романтики, парни на Пушкинской и у универсама «Рига», на Каменной Горке, в Пинске и других местах. Очаги сопротивления, горячие точки отпора. Красивые, смелые девушки и парни ловили резиновые пули. Лучшие наши люди в меньшинстве, требуя подмоги, заплатившие высокую цену за свою отвагу, замученные, запытанные, униженные, вой над тюрьмой. Нам всем следует попросить у них прощения. Им не хватило нас. Тогда для перелома не хватило нас. Настоящая массовость пришла позже, пришла в виде завораживающе красивого карнавала. Барабаны и остроумные плакаты, креативные наряды и фоточки, коллективная психотерапия, праздник непослушания. Сотни тысяч красивых и гордых людей, пьяные от счастья. Мы не ходили свергать, мы ходили подышать кислородом свободы, вылечиться от десятилетий духоты.
Неужели нас так много? Он же сейчас увидит, дрогнет, ахнет, признает. Ну посмотрите, здесь же все: учителя, спортсмены, студенты, пенсионеры. Он же поймет, поймет, что без нас нет страны, нет развития, нет экономики, нет будущего, нет ничего.
Оглядывая взором человеческое море, мы проявили опасную самонадеянность. Ну что ты будешь с нами теперь делать? Ну все, доигрался? Ну ладно, не в это воскресенье, так в следующее. —Капитуляция неизбежна, он же не слепой. Эй, посмотри, сволочь, сколько нас, пересчитай-ка нас по головам. Как тебе такое, подлая ты крыса? Выходи, сдавайся, все, ты проиграл. Ну зачем тебе еще кровь? Ну что-то же человеческое у тебя осталось? Чего молчишь? По-хорошему просим, уходи.
Вертел он на хую наши чувства, ложил он с прибором на будущее наших детей. «Овцы взбунтовались, понимаешь,» — сипел он себе в усы, — «Острокопытные… Выборов захотели? Кто вас спрашивать будет, буржуйчики, нах. Мирным протестом меня решили испугать. В стойло, блять! В стойло, я сказал! По гениталиям их, Карпенков. Догнать, мстить, хуячить наотмашь. Переписать всех до единого, и этих тоже, кто подписи ставил. Отбились совсем от рук. Кто им сказал, этим лохам крепостным, что у них права есть? Возомнили себе. И кто же их, блять, взбаламутил? Сидели же тихо под веником, не отсвечивали. Я же всех буйных арестовал, все вроде просчитал заранее. Я же их знаю, ссыкливых, я же знаю их, пидоров. Ну какие из них революционеры? Стреляй, Караев. Да не туда, вон туда! Дай покажу. Смотри в экран, вон того, вот так. Чего замешкался? Сомневаешься? Да пошел ты, слизняк. Вон отсюда! Вину он, понимаешь, взял за пытки. Офицерская честь. Слюнтяй. Кубракова мне. Ко мне Кубракова, этот жестокий, даром, что внешне как пидор, но не будет с ними миндальничать. Балаба тоже не предаст, тупой, блять, как пробка, посмотри на лицо. Зато не ослушается. В тюрягу всех, матрасы не давать, хлорки сыпани, на коленях в коридор и газом».
Прав Александр Глебович, прав дорогой наш друг Невзоров. Мы дорого заплатим за то, что революция ушла на каникулы. Убитыми, пленными, обысками, разорением, унижением. Все так. Но был ли шанс на быструю победу у нации, которая только родилась? Был ли шанс, что сотни тысяч красивых, образованных людей пойдут расставаться с наивысшей ценностью — со своей жизнью — ради того, чтобы дать свободу другим, будущим поколениям? И привела ли бы нас быстрая победа к устойчивой новой конструкции, к построению зрелого гражданского общества? Смогли ли бы мы потом, не пройдя через эту боль, эти разочарования, смогли ли бы мы успешно защищаться против хитрого и подлого Кремля? Приобрели ли бы мы иммунитет против новых краснобаев и популистов? Сложные вопросы, взрослые вопросы, судьбоносные.
Факт остается фактом: кавалерийским наскоком не вышло, значит, длительная осада, позиционные бои. Другого пути нет. В архаику не вернемся. Простить такое — себя не уважать. Он, сволочь, перегруппировался, пошел в атаку, пробует старые проверенные методы. Но гипноз больше не работает, даже на самых забитых не действует. Здесь он просчитался, потому что есть теперь разница, небольшое отличие, слово из пяти букв — пытки, гнойные жуткие пытки. Этого даже самые аполитичные люди не простят никогда, сколько ни старайся. Флэшку-то он, конечно, выкрал, с видеоизображением, но хватит и тех свидетельств, что у нас есть. Пытки — это хуже, чем преступление, это ошибка.
Нам предстоит длительная борьба, стайерская дистанция, марафон, двенадцать раундов. Будет ли второй шанс, пассионарный взрыв, прорвет ли плотину? Конечно. Эта система не только антинародна, она нежизнеспособна, как поздний Советский Союз. Not sustainable.
А как понять, что мы готовы не упустить свой следующий исторический шанс? Достаточно ли записаться в План «Перамога», или в ДНС, или в Буслы, знать свой окоп и ждать сигнала? Сложить руки до этого момента, наблюдать, ждать, дать возможность внешним силам нам помочь, экономически ослабить мерзавца, даже если самим придется туго затянуть пояса, не оставить ему ресурсов? Ну что же, тоже способ, но долго, слишком долго.
Товарищи наши по тюрьмам, эта сволочь остатки суверенитета за деньги продает. Путин-стервятник тоже наблюдает, выводы делает на будущее. «Ну что там беларусы, все, притихли, голову опустили? Встали в стойло? Чудненько. Как их потом лучше съесть после транзита, так или вот так?» Если поставим борьбу на паузу, проиграем. Нужно быстрее. Нужно, чтобы к благоприятному внешнему давлению прибавилось внутреннее, чтобы оккупанты задергались, не спали ночами, боялись шороха. Вот тогда пойдут трещины, тогда потечет, тогда второй шанс. Внутреннее давление в этих условиях тотальной слежки, но как? Возможно ли это? Легко сказать, но как это сделать? Важный вопрос. Об этом — в следующих передачах. Настраивайтесь на волну «Радио Гаага», шлите вопросы, ни одно письмо не останется без ответа.
