Писатель и журналист Саша Филипенко много лет жил в России, а потом в Европе. Возможно, его книги более известны в ЕС, чем на родине: некоторые его издания переведены на множество языков и входили в списки бестселлеров. Несмотря на это, писатель всегда подчеркивает, что он — белорус. В последний год он оставил большие форматы и занимается продвижением белорусского вопроса в западных медиа. Поговорили о том, как автор смотрит на репрессии в Беларуси, войну в Украине, чувство бессилия у людей и о том, когда все будет хорошо.
«Лукашенко сражается не с белорусским обществом, он сражается со временем»
— Почти 11 месяцев длится война в Украине, вот уже два с половиной года не заканчиваются, а, кажется, только усиливаются репрессии в Беларуси. В целом ситуацию в нашем регионе вы когда-то сравнивали с разорвавшимися узами советской семьи. Мне кажется, что вместе с этим разрывом ускользает и прошлое, несмотря на все усилия людей в Москве и Минске ухватиться за них (и узы, и прошлое). Как это видите вы?
— Я вижу эту картину так же, как и любой здравомыслящий человек. Мы наблюдаем фундаментальную катастрофу. С одной стороны, война России и Украины — это событие, которое я предсказывал в книге «Возвращение в Острог», которая вышла в 2020 году (в романе автор описывает конфликт сиамских близнецов из-за расхождения в вопросе, чей Крым. — Прим. ред.). Хотя, когда ты такое говоришь, обычно тебя не слушают, думают, что ты алармист.
Цитата из книги «Возвращение в Острог»:
«Вот уже несколько недель Вера опасается, что сестра нанесет удар первой. Ей кажется теперь, что Любовь добьется в суде права на разделение и сделает операцию. В этом случае Вера погибнет, потому что все жизненно важные органы находятся в теле Любови. Принять этого Вера не может. Такой исход кажется ей несправедливым, а потому Вера решает, что должна сделать шаг на опережение: «Все это спокойствие и медитация, вся эта ее притворная доброта говорят только о том, что Любовь уже решилась, что эта гнида вот-вот убьет меня».
Выход из сложившейся ситуации Вера видит только один — отравиться первой. «Раз уж сестра уготовила мне такую участь, — подводит итог Вера, — я заберу ее с собой. Вместе мы были рождены — вместе и умрем!»
Я вижу, что происходит либо окончательный развал Советского Союза, либо его реконструкция, если вдруг по каким-то причинам удастся победить России (во что невозможно и не хочется верить). От этого зависит, затянется эта катастрофа лет на тридцать (если Россия проиграет) или на сто (если она выиграет).
В то же время происходит окончательное отделение Украины. Нам предстоит думать, как существовать вместе, как перестать друг друга ненавидеть и найти точки соприкосновения.
Я как-то спрашивал у моей переводчицы Маши Дабич, которая работает на моих встречах в Австрии (она из Сребреницы), как они мирились после окончания Боснийской войны. Она говорит: «Никак». Просто проходит время — и через одно-два поколения люди перестают друг друга так сильно ненавидеть.
— Многие белорусы испытывают бессилие и боль из-за того, что не могут повлиять на прекращение репрессий, а также на соучастие нашей страны в агрессии против Украины. Есть и россияне, испытывающие бессилие по поводу того, что ничего могут сделать с тем, что их страна напала на Украину. Как вы считаете, обычный человек может повлиять на эти ситуации?
— Человек обычный всегда может и должен что-то делать. Вопрос — что именно он может. Ты не способен прыгнуть выше головы, но можешь требовать от себя и от других искать выход из всего этого. Мы, безусловно, оказались в ситуации фундаментальной катастрофы и великого бессилия. Вот когда-то люди изобрели ядерное оружие якобы для того, чтобы больше никогда не было войн. А сейчас оно является одной из их основ.
Мне кажется, мы должны искать способы нового решения этой задачи. В частности, учиться искусству саботажа. В 2020 году много людей из России рассказывали нам, как мы в Беларуси должны протестовать, но сами они этого не продемонстрировали. Самая массовая антивоенная акция протеста, которая произошла в России, — это исход российских мужчин из страны. Они вышли не на площади — они вышли за пределы России.
Мы можем говорить о недопустимости войны и о том, что происходит катастрофа. Точно так же мы можем пытаться повлиять на изменения в обществе. Но это сейчас мне представляется сложным. И без военного поражения России я не вижу предпосылок к тому, чтобы эти изменения в обществе случились.
Проще всего сказать, что все русские — идиоты, и предложить огородить их стеной, но это не решение проблемы. Тем более если вспомнить, что белорусское общество в 2010 году, когда я выходил на протесты, было таким же инертным, как сейчас российское. Но прошло 10 лет — и в 2020 году белорусы проявили себя принципиально иначе. Поэтому наша задача — понять, что изменилось в стране за эти 10 лет, почему протесты у нас стали возможными и что мы можем сделать для того, чтобы в России начали противостоять войне.
Сейчас предлагается закрыть Россию, ввести огромное количество санкций, отменить Чайковского. В моем представлении все это не поможет россиянам выйти на улицы, потому что закрытые общества всегда протестуют хуже, чем открытые. И в Беларуси 2020 год случился потому, что к тому моменту мы были как никогда свободными, несмотря на диктатуру. Белорусы как никогда много путешествовали, учились за границей.
В этом смысле мы должны вместе искать способ решения проблемы и думать, как мы можем друг другу помочь в этом.
— Вы говорили про развитие общества в Беларуси в последние 10 лет. Как думаете, можно ли откатить это развитие назад, до уровня, которого, возможно, хочет Александр Лукашенко?
— Думаю, что нет, потому что Александр Лукашенко сражается не с белорусским обществом, он сражается со временем. И в первую очередь он в 2020 году проиграл не белорусскому обществу, он проиграл времени. По сути, тогда во время выборов он делал все то же самое, что и предыдущие пять раз, когда это работало. А в 2020-м это вдруг не сработало. На избирательные участки пришло поколение ребят, которые пусть и жили в диктатуре, но уже выбирали между Coca-Cola и Pepsi, McDonald’s и Burger King, Nike и Adidas. То есть поколение, которое научилось выбирать. Они проголосовали, а им сказали, что везде в жизни выбор работает, а на выборах — нет. К тому же в то время появились Telegram и другие технологии, с которыми Лукашенко уже не справляется. Ровно поэтому и он, и Путин хотят назад в прошлое: они знают, как быть там, но совершенно не представляют, что и как делать сейчас.
— Мы затронули белорусское и российское общество. А что вы можете сказать про украинское? Они с момента обретения независимости шли своим путем. Видно ли сейчас, к чему они пришли?
— Это сложно оценить, тем более сейчас, когда Украина находится в состоянии войны. Сейчас нет ничего, кроме восхищения этим удивительным обществом, которое и раньше проявляло себя как ультрасвободное. Наши друзья из Украины в очередной раз демонстрируют невероятное мужество и пример для всех нас. Но я не вижу смысла сравнивать Украину, Россию и Беларусь. Это как если бы врач удивлялся, что у вас есть рак, хотя у вашего соседа его нет, или что ваш сосед смог его побороть, а вы нет. Это три принципиально разных общества, которые с 1991 года, а ранее столетия и тысячелетия, развивались по-разному. Не думаю, что нужно искать параллели или пытаться понять, почему, например, мы не протестуем так, как это делали в Украине. У нас другие условия: у нас никогда не было олигархов, которые выступали за то, чтобы люди выходили на улицу, не было телевизионных каналов, которые этому способствовали. У нас не менялись президенты. Есть ли в этом наша вина? Безусловно, есть. Есть ли предпосылки к тому, чтобы так получилось? Тоже есть.
Сейчас мы должны всем, чем можем, помогать Украине. И при этом замечать, например, что это чуть ли ни единственная страна, которая не встретилась с Тихановской.
Источник: Zerkalo
